Китайская головоломка [другой перевод] - Ричард Сэпир

А вечером голос сказал Джексону:

— Надо увидеться, встречай меня на пароме, который идёт на Стейтен-Айленд через час.

На пароме дул пронзительный, обжигающий ветер, но человек, сидевший в машине, не обращал на это внимания. Ему было тепло в меховом пальто, тёплых сапогах и отороченной мехом шапке. Мужчина передал Джексону «дипломат».

— Здесь полмиллиона. Расплатись со всеми, кто ставил вместе с Дереллио. И позвони мне завтра вечером.

— В чём заключается ваша игра? — спросил Джексон.

— Веришь ли, — ответил мужчина, — чем глубже я втягиваюсь в это болото, тем меньше понимаю, что делаю.

— Ты говоришь не как чёрный брат.

— Ах, вот в этом и заключается проблема чёрной буржуазии, приятель. До встречи.

— Обождите! — крикнул Джексон, подпрыгивая на палубе парома в попытке согреться и стараясь удержать между ног «дипломат». — А если я сбегу со всем этим добром?

— Ну, хорошо, — устало произнёс мужчина, — я уже понял, что ты сообразительный парень. Ты не сбежишь, пока не узнаешь, от кого бежишь. И чем больше ты будешь в курсе дела, тем меньше тебе захочется удрать.

— Ты говоришь ерунду, пижон.

— Я вообще только и делаю, что занимаюсь ерундой, с тех пор как приступил к этой работе. Здесь нужна одна лишь точность.

Мужчина негр ещё раз попрощался и уехал.

Так и получилось, что Джексон, расплатившись с вкладчиками, стал главой банка. Если они решились дать ему просто так, считай, на выброс, полмиллиона долларов, значит, и миллиона могли не пожалеть. И не жалели. Вот тогда бы Джексону и скрыться. Но он никуда не делся, получив толстую пачку денег. Не удрал он и тогда, когда однажды вечером ему приказали стоять на углу улицы непонятно для чего. Джексон стоял. Белый человек сказал ему через час:

— Можешь уходить.

А спустя ещё полчаса Дереллио и два его телохранителя были обнаружены с переломанными шеями в ближайшей лавке. После этого Сладкий Ножик неожиданно приобрёл репутацию убийцы, расправившегося голыми руками с тремя мужчинами; это в значительной мере повысило честность его должников. За свой престиж Джексон платил тем, что выполнял случайные поручения чёрного шпиона с усталым голосом.

Всего лишь небольшие услуги. Как правило, информация, а иногда установка определённых устройств в том или ином месте. Временами — предъявление в суде абсолютно надёжного свидетеля или обеспечение деньгами другого свидетеля, которого срочно нужно было удалить из города. Через год Джексон стал возглавлять подпольную информационную сеть, которая простиралась от Поло-Граундс до Сентрал-Парк.

Даже отдых на Багамских островах был не совсем отдыхом. Джексон очутился в классном помещении в обществе пожилого человека, говорившего с венгерским акцентом и просвещавшего Джексона в весьма странных науках. По разумению Сладкого Ножика, эти «науки» слегка отдавали улицей и тюрьмой. Джексон постиг такие понятия, как подделка печатей, пароль, специальный жаргон. А также различные формы конспирации и связи: цепь, ячейка, звено. Джексон выяснил, что ему тоже по душе точность. Точность обеспечивала безопасность.

Учёба шла интенсивно.

А затем в один прекрасный осенний день его тайное агентство ни с того, ни с сего стало проявлять интерес к азиатам. По сути, ничего особенного. Просто уточнение сведений об азиатах, которые подвёртывались под руку.

Потом опять возник этот пижон и объявил Сладкому Ножику, что наступило время расплатиться за свалившуюся на него удачу. Джексон должен будет убить человека, фотография которого находится в этом конверте, убить его нужно в школе каратэ Бонг-Ри. Пижон особенно настаивал на том, чтобы Сладкий Ножик не открывал конверт до его ухода.

И вот Джексон во второй раз увидел это лицо: высоко подтянутые скулы, глубоко сидящие карие глаза и ниточка губ. Джексон прекрасно помнил тот вечер, как ему приказали стоять ровно час и как он там добросовестно торчал, а потом из соседней лавки вышел этот самый мужчина и всего-то сказал ему: «Сейчас можешь уходить».

Короткий разговор, но он врезался Джексону в память, ведь именно в той лавке через полчаса был обнаружен труп Дереллио с переломанными костями…

Сейчас Джексону предстояло увидеть этого человека ещё раз, более того, — пустить в него пулю. И Сладкий Ножик почувствовал, поворачивая к югу на Манхеттен по Ист-Ривер-драйв, что на этот раз он пропал, ибо ему предстояло самоубийство.

По-видимому, машина, винтиком которой он являлся, разладилась. Машина принадлежала этому человеку. И человек решил, что сейчас время привести в действие одно из её маленьких чёрных колёсиков. Если колёсико это вдруг потеряется, то, чёрт возьми, какая разница — будет на свете одним черномазым больше или меньше?

Сладкий Ножик крутнул руль вправо — на Четырнадцатую улицу, затем сделал разворот в середине квартала, вернулся на Ист-Сайдское шоссе и поехал на север.

У него было в кармане восемьсот восемьдесят долларов. Он не притормозил у своего дома, чтобы забрать наличность, он не станет закрывать машину, когда доберётся до Рочестера. Он не оставит никакого следа, по которому его можно было бы достать.

Пусть они заберут себе эти деньги. Пусть даже какой-нибудь ловкач угонит его машину. Он хотел жить.

— Бэби, — сказал себе Сладкий Ножик, — они в самом деле заставили тебя покрутиться.

Он почувствовал безмерное счастье оттого, что может прожить ещё один день. Чувство это не покидало его, пока он не повернул на шоссе Мэйджер — Диган, ведущее к нью-йоркскому Тру-уэй и затем в верхнюю часть города. На Мэйджер-Диган он заметил негритянскую семью, сидевшую у своего ободранного «шевроле», развалюхи выпуска 1957 года. Но Джексон сориентировался и прикинул, что может вдохнугь в «шевроле» новую жизнь.

Джексон подъехал к ним, мягко затормозив своими великолепными тормозами. Колёса тихо зашуршали, вывернули на обочину и замерли. Он остановился на траве, у ограждения, отделяющего Бронкс от шоссе Мэйджер-Диган, в нескольких милях к югу от стадиона Янки, — Бронкс, который был населён неграми и пуэрториканцами, живущими в бросовых зданиях.

Сладкий Ножик открыл дверь, вышел наружу, окунувшись в душный, затхлый воздух и вгляделся в негритянскую семью. Четверо подростков, одетых так, будто бы армия Спасения начисто забыла об их существовании, забавлялись, гоняя консервную банку. Четверо подростков, одним из которых мог быть он, Сладкий Ножик — Джексон, пятнадцать лет тому назад, остановились, таращась на него.

Отец семейства сидел у левого переднего крыла, взирая на спущенное колесо. Его лицо выражало крайнюю степень отчаяния. Женщина, старая и изношенная, как мельничные жернова, храпела на переднем сиденьи.

— Как дела, брат?

— Прекрасно, — ответил мужчина, подняв на него глаза. — У тебя нет подходящего колеса?

— У меня есть целая машина, которая тебе подойдёт.

— Кого я должен убить за это?

— Никого.

— Звучит хорошо, но…

— Что — но?

— Мне нужны твои колёса, приятель. У тебя же своя компания.

Сладкий Ножик, сохраняя спокойствие, медленно оглянулся. За его «флитвудом» остановился скромный чёрный «седан». Из переднего окошка на него пялился негр. Это был тот самый шпион, которого он встречал на пароме, который сообщал ему выигрышные номера, который давал ему указания.

Джексон почувствовал, как его живот сжимается в судорогах. Руки будто налились свинцом.

Мужчина взглянул ему в глаза и покачал головой. Всё, что мог сделать Берной Джексон, это кивнуть в ответ.

— Да, сэр, — промямлил он.

Мужчина в машине усмехнулся.

Джексон повернулся к человеку, сидевшему на граве, и аккуратно отсчитал деньги, ославив себе лишь бумажку в двадцать долларов.

Глава семейства подозрительно взглянул на пего.

— Возьми это, — предложил Джексон.

Негр даже не пошевелился.

«Ты, оказывается, более сообразителен, чем я, брат».

— Возьми. Мне они уже не понадобятся. Я конченый человек.

И опять никакого движения.

Поэтому Сладкий Ножик Джексон бросил деньги на переднее сиденье развалюхи «шевроле» 1957 года и вернулся в свой «флитвуд», за исключительность которого предстояло внести последний взнос. Ни больше ни меньше — одну жизнь. Жизнь Берноя Джексона.

ГЛАВА 20

Ремо Вильямс первым обнаружил мужчину с пистолетом «магнум». Только после этого мужчина с оттопыривающимся карманом, в костюме от «Оскара де па Рента» заметил Ремо и изобразил нечто вроде улыбки.

Ремо тоже улыбнулся.

Мужчина стоял перед зданием школы каратэ: прикреплённая у входа доска гласила, что нужно подняться на один этаж, и тогда они очутятся в одной из лучших школ самообороны в западном полушарии.

— Как тебя зовут? — спросил Ремо.

— Берной Джексон.